Those Who Are Doomed to Live
«Who knows what would've happened here. I probably would've worked in a factory. Managed a factory. You might've... Maybe we would've met. On a bus...»
Elizabeth to
Все города в темноте кажутся красивыми. Почти все. Но огни в темноте всегда прекрасны. Потом наступит утро, и город обнажится. Может быть, он красив и при солнечном свете или во время дождя. Может быть, ночные огни — это его главное украшение.
Надо дождаться рассвета и узнать.
Интересно, существует ли статистика, сколько разведчиков умерло в глубокой старости, дома, в своих постелях, окружённых любящими родственниками, и сколько не имеет даже своего имени на могиле, если вообще она есть, эта могила. Рудольф Абель, единственный, кто сразу приходит в голову. Но ведь их были тысячи и тысячи с обоих сторон. Что с ними случилось?
Если что-то и было невозможно себе представить, так это Филиппа и Элизабет в советской двухкомнатной квартире в спальном районе конца 80-х.
Но, видимо, им придётся пережить и это тоже.
Мы оставим их в финале, смотрящих на ночную Москву с того места, где за много лет до них стоял Воланд.
Да. Они вернулись домой.
Вдвоём.
СССР оставалось жить три года. «Уехали в закат» — это именно про Филиппа и Элизабет.
Это был конец осени 1987 года.
Если что-то и было невозможно себе представить, так это Филиппа и Элизабет в советской двухкомнатной квартире в спальном районе конца 80-х.
Но, видимо, им придётся пережить и это тоже.
Мы оставим их в финале, смотрящих на ночную Москву с того места, где за много лет до них стоял Воланд.
Да. Они вернулись домой.
Вдвоём.
СССР оставалось жить три года. «Уехали в закат» — это именно про Филиппа и Элизабет.
Это был конец осени 1987 года.
За два года Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна Горбачёвы, особенно Раиса Максимовна, как-то неожиданно изменили политическую картину мира. Нам казалось, что неожиданно.
Но за много лет до этого испанский диктатор Франко воспитал молодого короля и подготовил его к тому, чтобы после смерти Франко, молодой король вернул Испанию в лоно демократии.
«Королём», которого в СССР «воспитал» Юрий Андропов, был Михаил Горбачёв.
То, что казалось всем внезапным поворотом курса партии, была тщательно спланированная операция по возвращению СССР в цивилизацию.
Политика циклична. Диктатура, демократия, диктатура, демократия… и опять диктатура.
Кто-то был счастлив, впервые читая в литературных журналах стихи Бродского и прозу Сергея Довлатова. Кто-то не желал перемен. Это нормальный ход вещей.
Финальный сезон THE AMERICANS очень точно и тщательно, за каких-то десять серий, воссоздал это странное время — Perestroika.
Олег, Филипп, Аркадий — та сторона, которая открыта для перемен. Элизабет, Клавдия... Ну, это было предсказуемо, как зима.
Для Элизабет изменение мирового порядка означает одно — её жизнь прошла впустую. Она отдала всё ради уничтожения врага, и вдруг выясняется, что врага больше нет. Враг должен стать союзником. Ей мучительно трудно осознать тот факт, что она тоже вложилась в то, чтобы враг перестал быть врагом, что она выполнила свою миссию разведчика, и теперь просто должна принять тот факт, что мир меняется, всегда, чёрт возьми, меняется.
Ей просто некуда себя будет деть в новом мире. Она не сможет стать травоядной. Ей необходим вкус крови. Даже если в глубине души она его ненавидит.
После прихода к власти Горбачёва КГБ разорвало на две части, буквально разорвало, почти с кровью. На тех, кто хотел и был готов к переменам, и тех, кому лучше в петлю. И второе не метафора. Случались в руководстве и петли.
Саммит в Вашингтоне.
Исторический второй саммит между Рейганом и Горбачёвым имел место быть в 1986 году в Рейкьявике. По факту он не принёс никаких ощутимых результатов, но уже через год в Вашингтоне был подписан бессрочный Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности.
Действие финального сезона THE AMERICANS начинается за несколько недель перед Вашингтонским саммитом.
И этот конец истории семьи Дженнингсов, начатый в Nobody Wants Home и продолженный год назад — One Day it Will All Come Crashing Down.
Элизабет получает задание от бунтующей части КГБ сорвать подписание Договора, чтобы уничтожить Горбачёва и его окружение.
Аркадий отправляет Олега в Штаты, чтобы помешать Элизабет. Олег должен сделать это вместе с Филиппом, про которого Аркадий точно знает — он готов к переменам.
Так что, в общем, с первой серии, мы понимаем, что миссия Элизабет обречена. Договор благополучно был подписан, и эта встреча двух символов эпохи в Вашингтоне закончила изматывающую обе стороны холодную войну.
Так что, да, Элизабет была обречена. И не только на провал миссии. Она была вообще обречена. Её мир заканчивался.
Это было видно по её лицу. По потухшей красоте. По какой-то постоянной тоске в глазах. Филипп был рядом и уже где-то очень-очень далеко. Генри всегда был далеко. Сигареты вместо еды. Короткий сон и сигареты.
Пейдж. Новая Пейдж, которая выбрала профессию родителей. Не очень приятная новая Пейдж. Не слишком приятная даже отцу, и в какой-то степени, может быть, даже и Элизабет, которая обучает её азам шпионажа.
Элизабет, как и Филипп, понимает — Пейдж выбрала не своё. Точнее, Элизабет не оставила ей выбора, не сказала — живи своей жизнью, не лезь в это. Не сказала, даже понимая, что Пейдж сломается достаточно быстро.
Но Филиппу она скажет:«Ты был прав, эта работа не для неё».
Пейдж в финальном сезоне не слишком занимательный персонаж, как и все девушки, подавленные непосильной ношей. С другой стороны обвинять её в этом несправедливо. Как будто у неё было много вариантов. Впрочем, она всё же проявит характер.
И наступит последний День благодарения Дженнингсов.
Всё, как всегда, пойдёт не по плану.
Матери семейства придётся срочно уехать на задание в Чикаго: спасать советского шпиона.
Из Чикаго Элизабет внезапно позвонит Генри, судя по его реакции, впервые в жизни. Она начнёт спрашивать об оценках, о девочках. То, что обычно спрашивают нормальные матери. Генри будет недоумённо отвечать.
Но тот стук, который слышала в тот момент в голове Элизабет, слышали и мы у экранов — в последний раз, в последний раз, это мой сын, я его совершенно не знаю, но я должна поговорить с ним, может быть, в последний раз…
Но будет ещё один, очень-очень короткий, разговор.
Последний День Благодарения принёс и немало открытий чудных.
Биман, которого насторожил внезапный отъезд Элизабет. Потом внезапный отъезд за ней Филиппа. И вдруг Генри, которого Биману приходится отвозить (не в первый раз) в школу, в машине начинает рассказывать о маме и папе. О том, как они живут — мама и папа срываются посреди ночи куда-то и бросают их с Пейдж одних. И так всю жизнь. Генри, как оказалось, пока сидел, уткнувшись в свой компьютер, тем не менее, не пропустил ничего из происходящего в семье. Он понимал, что они живут какой-то безумной жизнью.
Все шпионы попадаются на пустяках — бросать детей одних на праздник так не по-американски.
И пазл в голове Бимана начинает стремительно складываться. Все воспоминания всплывают, и он как-то застывает с этим выражением лица: И что ему делать с этим?
Филипп его друг, его близкий друг. Генри ему почти как сын, он фактически вырастил его.
И теперь Биман должен уничтожить их. И он открывает сезон охоты на Дженнингсов. Это его работа. Это его долг.
Что-то странное вдруг начинает происходить и с Элизабет. Череда новых убийств, которую она совершила ради родины-матери. Отказ Филиппа безоговорочно слушаться приказов из Центра. Подслушанный ею разговор советского дипломата, который кажется ей честным и порядочным, но ей приказано его убить.
Она начинает останавливаться и задумываться. Всё ли с ней нормально. Её преследует воспоминание, как юной курсанткой разведшколы, она бросила умирать задавленных лошадью людей, потому что торопилась выполнить задание. И на её вопрос, что же ей было делать, куратор жёстко ответила:«Мы своих не бросаем».
И умирающая художница Эрика Хаскард, в доме которой она работает сиделкой, чтобы следить за мужем Эрики, высокопоставленным чиновником Госдепа.
Это лучшая часть финального сезона. Женщина, которая открыла Элизабет совершенно другой мир и заставила учиться рисовать. И Элизабет начинает рисовать. Каждую свободную минуту она открывает блокнот.
После смерти Эрики её муж предложит выбрать Элизабет картину в подарок. Она выберет самую любимую. Привезёт домой и после сильных колебаний сожжёт в подвале.
Картина была уликой.
Она приснится ей в том самом сне, в поезде на Монреаль, в финале.
Непрожитая жизнь.
А, между тем, Клавдия отдаёт жёсткий приказ убить советского дипломата. Элизабет впервые не понимает, почему она должна убить преданного гражданина своей страны.
Клавдия хладнокровно разъясняет ей ситуацию в отечестве — или они, или мы, а нам нравится наше сытое и богатое болото. Элизабет спросит, но как же партия?
И Клавдия совершит роковую ошибку:«Мы и есть партия».
И Элизабет внезапно поймёт, то, что понимали почти все жители СССР, что народ и партия не очень-то едины. Они были партией, а мы были страной. И мы жили в параллельных мирах.
Она слишком давно уехала, чтобы понять все эти домашние нюансы. Если это французское слово применимо к другому французскому слову, намного лучше характеризующему обстановка на родине. Нюансы борделя? Как-то не очень.
Элизабет выберет то, что всегда. Страну. И попросит Филиппа передать Олегу – их надо остановить и спасти Горбачёва и Саммит. Ей не нравится Горбачёв, ей не нравится его политика, но в её глазах он законно избранный Генеральный секретарь КПСС, он её главный босс, а она давала присягу защищать его. Его убеждения и его политика не имеют значения, она давала присягу не конкретному человеку. И она поступает как солдат, защищающий своего генерала.
Она хладнокровно убивает женщину, которую вместо неё отправили на задание.
Их последний разговор с Клавдией.
«Что у тебя осталось?» — с издевкой спросит Клавдия, — «Твой красивый дом? ... Дети-американцы?...Муж?»
И Элизабет ничего не сможет ей ответить. Всё и правда давно запущено. Последний скандал с Пейдж окончательно расставил всё по своим местам — Пейдж не приемлет методы матери.
Генри просто сбежал от них в свою частную школу в Нью-Гэмпшире.
Муж. Филипп любит её. Но он уже её предал Олегу, и он, возможно, предаст её, если возникнет необходимость ещё. Так ей кажется, во всяком случае. Но она ошибается.
Филипп почти счастлив в начале сезона. Он больше не занимается разведкой, он занят только в турагенстве, он ходит танцевать ковбойские танцы.
Но в 80-х бизнес маленьких туристических агенств в США практически погиб, и Филипп в полной мере ощутил это на себе. А потом приехал Олег, и пришлось опять вернуться к работе, потом пришлось помочь Элизабет в Чикаго. А дальше всё стало стремительно падать в бездну.
Ближе к финалу Филипп возьмёт в видеопрокате знаменитый советский хит 80-х — ГАРАЖ Эльдара Рязанова, и взгляд, которым Филипп смотрит на незабвенную жену Гуськова, может быть лучшее, что было на американском ТВ в этом году.
Да, Филипп, примерно так живёт твоя Родина.
Они обложены кругом, как лисы на осенней охоте.
ФБР на хвосте, дома, в СССР, их, в общем, никто не ждёт.
«В один день всё рушится. Так всегда бывает» — опять скажет Элизабет.
Филиппу мучительно не хочется бежать. Здесь прошла жизнь, как бы там ни было, но здесь прошла лучшая часть его жизни. И ему надо оставить Генри.
Финальная серия, START — это бесконечная череда сильного эмоционального стресса, как для героев, так и для зрителей.
Это был лучший финал одного из лучших сериалов. Это был худший финал.
Потому что раны, которые у всех остались, не заживут никогда.
Но там, на экране, история закончилась.
И никто не умер.
Как написал Чарльз Бон в письме Джудит Сатпен, возвращаясь с войны:«...мы с Вами, как это ни странно, включены в число тех, кто обречен жить».
Последнее Рождество Дженнигсов.
В заснеженной Москве Аркадий сообщит отцу Олега, что его сын, возможно, не вернётся никогда. Он в тюрьме, в ФБР, а обменять на американского шпиона его нельзя, так как его задание было вне системы.
Филипп говорит Элизабет, что Генри не поедет с ними. Элизабет начинает возражать, но она делает это на автопилоте, так как в душе понимает, что Филипп прав — Генри должен остаться вне всего. И жить своей жизнью.
Но лицо Элизабет. Может быть, только сейчас мы поняли, как сильно она их любила, своих детей.
И лицо Филиппа.
И сцена на подземной парковке, когда Биман настигнет их и начнёт кричать: «Лягьте на пол лицом вниз! Быстро лягьте на пол!»
И Филипп с невероятно усталым и измученным лицом начнёт говорить.
Это была работа, это была наша работа, что мы могли сделать. ... Ты был моим лучшим другом, ты был моим единственным другом за всю мою дерьмовою жизнь.
Филипп будет говорить достаточно долго и мучительно, чтобы Стен понял, что он не сможет их взять. Тем более, они оставляют на него Генри.
«You were my only friend. In my... in my whole shitty life.»
И они уедут.
И в поезде на Монреаль приснится Элизабет сон. Она просыпается в какой-то комнате рядом с Грегори Томасом, парнем, который когда-то был её информатором, и которого она, похоже, действительно любила. Она беременна, но она курит. Она оглядывается вокруг и видит абстрактные картины на стенах. Это её картины. Около кровати стоит нарисованный ею портрет Пейдж и Генри. Она поворачивает голову — над кроватью висит картина Эрики, та самая, которую она сожгла в повале. Её любимая картина.
Она снова поворачивает в удивлении голову к портрету детей.
И просыпается.
Наверно, этот сон будет сниться ей всю оставшуюся жизнь.
А потом мы увидим, впервые за шесть сезонов, что-то похожее на слёзы в глазах Элизабет. После мучительной для них таможенной проверки поезд начинает медленно двигаться к Канаде, и Элизабет видит в окно стоящую на перроне Пейдж. И понимает, что детей у неё больше нет.
Что-то остановит Пейдж в последний момент, и она оставит родителей. Она американка. Её дом здесь. Но она повреждена. И она бесконечно одинока. У неё уже нет дома, у неё больше нет семьи, потому что она не сможет видеться с Генри. Она не может вернуться доучиваться в Джорджтаун. Ей надо всё начинать с нуля.
Генри. По настоянию Пейдж они позвонят ему в школу из телефона-автомата. Разговор покажется ему настолько странным, что он подумает, что они выпили. Они оба, и Филипп и Элизабет, говорят ему, как они его любят.
Но последние слова, которые он скажет отцу, может быть, последние в жизни: «Папа, мне надо бежать, у меня турнир по настольному теннису».
И убежит.
Но днём позже в Нью-Гэмпшир приедет Биман, и детство Генри закончится.
У него были родители, и их у него не было. Его 17 лет жизни были ложью.
Ну, что же, у него всегда будет Биман.
«У нас никого не было, кроме дяди Стена».
Но, наверно, Элизабет права: «У них всё будет хорошо. Мы вырастили хороших детей».
А у Бимана будет Генри. И еще один прощальный подарок от лучшего друга Филиппа: возможно, женщина, которая спит с ним в одной постели, агент КГБ.
Это был невероятно красивый финал. Это был невероятно сильный финал. Это был невероятно печальный финал.
И это был фантастически прекрасный и фантастический в своей исторической, человеческой и эмоциональной точности сериал.
Но, право же, Элизабет пора отдохнуть. Её задание выполнено. Будет трудно, да. Но есть блокнот и карандаши. И, главное, есть Филипп, который ради любимой женщины оставил своих детей и вернулся в страну, которую почти забыл, и куда совершенно не хотел возвращаться.
Они стоят на Воробьёвых горах и смотрят на ночную новогоднюю Москву и говорят о детях.
Они вернулись домой. Но они смотрят на город так, как будто приземлились на незнакомой планете.
«Привыкнем», — говорит Элизабет по-русски.
Всё лучше, чем могло бы быть.
Прощайте, Филипп и Элизабет.
Дождитесь рассвета.
These mist covered mountains
Are a home now for me
Но за много лет до этого испанский диктатор Франко воспитал молодого короля и подготовил его к тому, чтобы после смерти Франко, молодой король вернул Испанию в лоно демократии.
«Королём», которого в СССР «воспитал» Юрий Андропов, был Михаил Горбачёв.
То, что казалось всем внезапным поворотом курса партии, была тщательно спланированная операция по возвращению СССР в цивилизацию.
Политика циклична. Диктатура, демократия, диктатура, демократия… и опять диктатура.
Финальный сезон THE AMERICANS очень точно и тщательно, за каких-то десять серий, воссоздал это странное время — Perestroika.
Олег, Филипп, Аркадий — та сторона, которая открыта для перемен. Элизабет, Клавдия... Ну, это было предсказуемо, как зима.
Для Элизабет изменение мирового порядка означает одно — её жизнь прошла впустую. Она отдала всё ради уничтожения врага, и вдруг выясняется, что врага больше нет. Враг должен стать союзником. Ей мучительно трудно осознать тот факт, что она тоже вложилась в то, чтобы враг перестал быть врагом, что она выполнила свою миссию разведчика, и теперь просто должна принять тот факт, что мир меняется, всегда, чёрт возьми, меняется.
Ей просто некуда себя будет деть в новом мире. Она не сможет стать травоядной. Ей необходим вкус крови. Даже если в глубине души она его ненавидит.
После прихода к власти Горбачёва КГБ разорвало на две части, буквально разорвало, почти с кровью. На тех, кто хотел и был готов к переменам, и тех, кому лучше в петлю. И второе не метафора. Случались в руководстве и петли.
Саммит в Вашингтоне.
Исторический второй саммит между Рейганом и Горбачёвым имел место быть в 1986 году в Рейкьявике. По факту он не принёс никаких ощутимых результатов, но уже через год в Вашингтоне был подписан бессрочный Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности.
Действие финального сезона THE AMERICANS начинается за несколько недель перед Вашингтонским саммитом.
И этот конец истории семьи Дженнингсов, начатый в Nobody Wants Home и продолженный год назад — One Day it Will All Come Crashing Down.
Элизабет получает задание от бунтующей части КГБ сорвать подписание Договора, чтобы уничтожить Горбачёва и его окружение.
Аркадий отправляет Олега в Штаты, чтобы помешать Элизабет. Олег должен сделать это вместе с Филиппом, про которого Аркадий точно знает — он готов к переменам.
Так что, в общем, с первой серии, мы понимаем, что миссия Элизабет обречена. Договор благополучно был подписан, и эта встреча двух символов эпохи в Вашингтоне закончила изматывающую обе стороны холодную войну.
Так что, да, Элизабет была обречена. И не только на провал миссии. Она была вообще обречена. Её мир заканчивался.
Это было видно по её лицу. По потухшей красоте. По какой-то постоянной тоске в глазах. Филипп был рядом и уже где-то очень-очень далеко. Генри всегда был далеко. Сигареты вместо еды. Короткий сон и сигареты.
Пейдж. Новая Пейдж, которая выбрала профессию родителей. Не очень приятная новая Пейдж. Не слишком приятная даже отцу, и в какой-то степени, может быть, даже и Элизабет, которая обучает её азам шпионажа.
Элизабет, как и Филипп, понимает — Пейдж выбрала не своё. Точнее, Элизабет не оставила ей выбора, не сказала — живи своей жизнью, не лезь в это. Не сказала, даже понимая, что Пейдж сломается достаточно быстро.
Но Филиппу она скажет:«Ты был прав, эта работа не для неё».
Пейдж в финальном сезоне не слишком занимательный персонаж, как и все девушки, подавленные непосильной ношей. С другой стороны обвинять её в этом несправедливо. Как будто у неё было много вариантов. Впрочем, она всё же проявит характер.
И наступит последний День благодарения Дженнингсов.
Всё, как всегда, пойдёт не по плану.
Матери семейства придётся срочно уехать на задание в Чикаго: спасать советского шпиона.
Из Чикаго Элизабет внезапно позвонит Генри, судя по его реакции, впервые в жизни. Она начнёт спрашивать об оценках, о девочках. То, что обычно спрашивают нормальные матери. Генри будет недоумённо отвечать.
Но тот стук, который слышала в тот момент в голове Элизабет, слышали и мы у экранов — в последний раз, в последний раз, это мой сын, я его совершенно не знаю, но я должна поговорить с ним, может быть, в последний раз…
Но будет ещё один, очень-очень короткий, разговор.
Последний День Благодарения принёс и немало открытий чудных.
Биман, которого насторожил внезапный отъезд Элизабет. Потом внезапный отъезд за ней Филиппа. И вдруг Генри, которого Биману приходится отвозить (не в первый раз) в школу, в машине начинает рассказывать о маме и папе. О том, как они живут — мама и папа срываются посреди ночи куда-то и бросают их с Пейдж одних. И так всю жизнь. Генри, как оказалось, пока сидел, уткнувшись в свой компьютер, тем не менее, не пропустил ничего из происходящего в семье. Он понимал, что они живут какой-то безумной жизнью.
Все шпионы попадаются на пустяках — бросать детей одних на праздник так не по-американски.
И пазл в голове Бимана начинает стремительно складываться. Все воспоминания всплывают, и он как-то застывает с этим выражением лица: И что ему делать с этим?
Филипп его друг, его близкий друг. Генри ему почти как сын, он фактически вырастил его.
И теперь Биман должен уничтожить их. И он открывает сезон охоты на Дженнингсов. Это его работа. Это его долг.
Что-то странное вдруг начинает происходить и с Элизабет. Череда новых убийств, которую она совершила ради родины-матери. Отказ Филиппа безоговорочно слушаться приказов из Центра. Подслушанный ею разговор советского дипломата, который кажется ей честным и порядочным, но ей приказано его убить.
Она начинает останавливаться и задумываться. Всё ли с ней нормально. Её преследует воспоминание, как юной курсанткой разведшколы, она бросила умирать задавленных лошадью людей, потому что торопилась выполнить задание. И на её вопрос, что же ей было делать, куратор жёстко ответила:«Мы своих не бросаем».
И умирающая художница Эрика Хаскард, в доме которой она работает сиделкой, чтобы следить за мужем Эрики, высокопоставленным чиновником Госдепа.
Это лучшая часть финального сезона. Женщина, которая открыла Элизабет совершенно другой мир и заставила учиться рисовать. И Элизабет начинает рисовать. Каждую свободную минуту она открывает блокнот.
После смерти Эрики её муж предложит выбрать Элизабет картину в подарок. Она выберет самую любимую. Привезёт домой и после сильных колебаний сожжёт в подвале.
Картина была уликой.
Она приснится ей в том самом сне, в поезде на Монреаль, в финале.
Непрожитая жизнь.
А, между тем, Клавдия отдаёт жёсткий приказ убить советского дипломата. Элизабет впервые не понимает, почему она должна убить преданного гражданина своей страны.
Клавдия хладнокровно разъясняет ей ситуацию в отечестве — или они, или мы, а нам нравится наше сытое и богатое болото. Элизабет спросит, но как же партия?
И Клавдия совершит роковую ошибку:«Мы и есть партия».
И Элизабет внезапно поймёт, то, что понимали почти все жители СССР, что народ и партия не очень-то едины. Они были партией, а мы были страной. И мы жили в параллельных мирах.
Она слишком давно уехала, чтобы понять все эти домашние нюансы. Если это французское слово применимо к другому французскому слову, намного лучше характеризующему обстановка на родине. Нюансы борделя? Как-то не очень.
Элизабет выберет то, что всегда. Страну. И попросит Филиппа передать Олегу – их надо остановить и спасти Горбачёва и Саммит. Ей не нравится Горбачёв, ей не нравится его политика, но в её глазах он законно избранный Генеральный секретарь КПСС, он её главный босс, а она давала присягу защищать его. Его убеждения и его политика не имеют значения, она давала присягу не конкретному человеку. И она поступает как солдат, защищающий своего генерала.
Она хладнокровно убивает женщину, которую вместо неё отправили на задание.
Их последний разговор с Клавдией.
«Что у тебя осталось?» — с издевкой спросит Клавдия, — «Твой красивый дом? ... Дети-американцы?...Муж?»
И Элизабет ничего не сможет ей ответить. Всё и правда давно запущено. Последний скандал с Пейдж окончательно расставил всё по своим местам — Пейдж не приемлет методы матери.
Генри просто сбежал от них в свою частную школу в Нью-Гэмпшире.
Муж. Филипп любит её. Но он уже её предал Олегу, и он, возможно, предаст её, если возникнет необходимость ещё. Так ей кажется, во всяком случае. Но она ошибается.
Филипп почти счастлив в начале сезона. Он больше не занимается разведкой, он занят только в турагенстве, он ходит танцевать ковбойские танцы.
Но в 80-х бизнес маленьких туристических агенств в США практически погиб, и Филипп в полной мере ощутил это на себе. А потом приехал Олег, и пришлось опять вернуться к работе, потом пришлось помочь Элизабет в Чикаго. А дальше всё стало стремительно падать в бездну.
Ближе к финалу Филипп возьмёт в видеопрокате знаменитый советский хит 80-х — ГАРАЖ Эльдара Рязанова, и взгляд, которым Филипп смотрит на незабвенную жену Гуськова, может быть лучшее, что было на американском ТВ в этом году.
Да, Филипп, примерно так живёт твоя Родина.
Они обложены кругом, как лисы на осенней охоте.
ФБР на хвосте, дома, в СССР, их, в общем, никто не ждёт.
«В один день всё рушится. Так всегда бывает» — опять скажет Элизабет.
Филиппу мучительно не хочется бежать. Здесь прошла жизнь, как бы там ни было, но здесь прошла лучшая часть его жизни. И ему надо оставить Генри.
Финальная серия, START — это бесконечная череда сильного эмоционального стресса, как для героев, так и для зрителей.
Это был лучший финал одного из лучших сериалов. Это был худший финал.
Потому что раны, которые у всех остались, не заживут никогда.
Но там, на экране, история закончилась.
И никто не умер.
Как написал Чарльз Бон в письме Джудит Сатпен, возвращаясь с войны:«...мы с Вами, как это ни странно, включены в число тех, кто обречен жить».
Последнее Рождество Дженнигсов.
В заснеженной Москве Аркадий сообщит отцу Олега, что его сын, возможно, не вернётся никогда. Он в тюрьме, в ФБР, а обменять на американского шпиона его нельзя, так как его задание было вне системы.
Филипп говорит Элизабет, что Генри не поедет с ними. Элизабет начинает возражать, но она делает это на автопилоте, так как в душе понимает, что Филипп прав — Генри должен остаться вне всего. И жить своей жизнью.
Но лицо Элизабет. Может быть, только сейчас мы поняли, как сильно она их любила, своих детей.
И лицо Филиппа.
И Филипп с невероятно усталым и измученным лицом начнёт говорить.
Это была работа, это была наша работа, что мы могли сделать. ... Ты был моим лучшим другом, ты был моим единственным другом за всю мою дерьмовою жизнь.
Филипп будет говорить достаточно долго и мучительно, чтобы Стен понял, что он не сможет их взять. Тем более, они оставляют на него Генри.
«You were my only friend. In my... in my whole shitty life.»
И они уедут.
И в поезде на Монреаль приснится Элизабет сон. Она просыпается в какой-то комнате рядом с Грегори Томасом, парнем, который когда-то был её информатором, и которого она, похоже, действительно любила. Она беременна, но она курит. Она оглядывается вокруг и видит абстрактные картины на стенах. Это её картины. Около кровати стоит нарисованный ею портрет Пейдж и Генри. Она поворачивает голову — над кроватью висит картина Эрики, та самая, которую она сожгла в повале. Её любимая картина.
Она снова поворачивает в удивлении голову к портрету детей.
И просыпается.
Наверно, этот сон будет сниться ей всю оставшуюся жизнь.
А потом мы увидим, впервые за шесть сезонов, что-то похожее на слёзы в глазах Элизабет. После мучительной для них таможенной проверки поезд начинает медленно двигаться к Канаде, и Элизабет видит в окно стоящую на перроне Пейдж. И понимает, что детей у неё больше нет.
Что-то остановит Пейдж в последний момент, и она оставит родителей. Она американка. Её дом здесь. Но она повреждена. И она бесконечно одинока. У неё уже нет дома, у неё больше нет семьи, потому что она не сможет видеться с Генри. Она не может вернуться доучиваться в Джорджтаун. Ей надо всё начинать с нуля.
Генри. По настоянию Пейдж они позвонят ему в школу из телефона-автомата. Разговор покажется ему настолько странным, что он подумает, что они выпили. Они оба, и Филипп и Элизабет, говорят ему, как они его любят.
Но последние слова, которые он скажет отцу, может быть, последние в жизни: «Папа, мне надо бежать, у меня турнир по настольному теннису».
И убежит.
Но днём позже в Нью-Гэмпшир приедет Биман, и детство Генри закончится.
У него были родители, и их у него не было. Его 17 лет жизни были ложью.
Ну, что же, у него всегда будет Биман.
«У нас никого не было, кроме дяди Стена».
Но, наверно, Элизабет права: «У них всё будет хорошо. Мы вырастили хороших детей».
А у Бимана будет Генри. И еще один прощальный подарок от лучшего друга Филиппа: возможно, женщина, которая спит с ним в одной постели, агент КГБ.
И это был фантастически прекрасный и фантастический в своей исторической, человеческой и эмоциональной точности сериал.
Но, право же, Элизабет пора отдохнуть. Её задание выполнено. Будет трудно, да. Но есть блокнот и карандаши. И, главное, есть Филипп, который ради любимой женщины оставил своих детей и вернулся в страну, которую почти забыл, и куда совершенно не хотел возвращаться.
Они стоят на Воробьёвых горах и смотрят на ночную новогоднюю Москву и говорят о детях.
Они вернулись домой. Но они смотрят на город так, как будто приземлились на незнакомой планете.
«Привыкнем», — говорит Элизабет по-русски.
Всё лучше, чем могло бы быть.
Прощайте, Филипп и Элизабет.
Дождитесь рассвета.
These mist covered mountains
Are a home now for me
But my home is the lowlands
And always will be.
...................
We are fools to make war
On our brothers in arms.
Comments
Post a Comment
Комментарии модерируются на предмет - спама, рекламы, ненормативной лексики, гомофобии, расизма, малограмотности и политических лозунгов. Всё остальное можно. Alina